Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
Около недели назад произошел случай, вызвавший дикое раздражение у сотрудников Московского РУВД.
Один участковый, каких много в славной северной столице, получил зарплату. Весьма среднюю, надо сказать. Участковый подучетный контингент знал прекрасно, так как служил уже очень и очень давно, но и этот самый контингент, в свою очередь, прекрасно знал участкового. В этом еще нет ничего плохого. Но контингент знал также, когда именно участковый получает зарплату. А это уже плохо. Впрочем, кто мог предположить, что контингент оборзеет до ужаса? Через час после выдачи зарплаты участковый был жестоко избит в подъезде собственного дома неизвестными, забравшими его зарплату, пистолет и форму. Последнее особенно взбесило самого начальника УГРО РУВД Кириллова, который долго витиевато матерился и пришел к выводу, что преступник — лопух и скоро засветится.
Прошла неделя, преступник не засветился. Участковый лежал в больнице, без денег и без формы, а на Кириллова повесили разбойное нападение на квартиру главы администрации Московского района. Повесили не в смысле «задержали», а в смысле «велели раскрыть».
Костик, всегда к стукачам относившийся с уважением, быстро вспомнил и одного из дружков Евгении, того, что мирно сосуществовал в одном доме с потерпевшим. Доносить в РУВД слишком просто. Аккуратно переписав с голубого экрана телевизора телефон доверия РУОП, Андреев позвонил именно туда, в результате познакомившись со случайно оказавшимся у телефона Непринцевым. Паша передал информацию в РУВД, а сам решил поболтать со звонившим, для чего спросил у того номер дома и незамедлительно явился. Визит сей произвел на бывшего РУОПовца настолько тяжелое впечатление, что за все время разговора не прозвучало ни одной цитаты.
Любителя чужих зарплат раскололи мгновенно, благо в комнате у него нашли и ПМ, и форму, за исключением фуражки. Отсутствию фуражки, кстати, поразился сам несовершеннолетний придурок, уронив глубокомысленное: «Сперла, сука». Кого он имел в виду, оперативники не знали и, поинтересовавшись, кого мальчик так грубо обозвал, наведались затем к Евгении и фуражку изъяли, саму Женю оставив в покое.
Прошел год. Костик сдал экзамены в десятый класс. Его примеру последовала Анна Доронина. Гибель последней и заставила Непринцева зайти в гости к любителю стукачей, хотя спрашивать Андреева о чем-либо безумно трудно.
Костик чистил картошку. Гостя он встретил по высшему разряду, то есть восторженно крикнул:
— А, Пал Александрович! Садись, выпей с нами!
Оперативник обреченно вздохнул:
— Пожрать-то дашь?
— А на здоровье.
— Тогда я раздеваюсь.
— Пожалуйста. Гляньте, градусник там висит, сколько на нем?
— …Лучше куртку сниму, а остальное пущай… Мать работает?
— Да.
— А ты дома сидишь.
— Уж вы знали, когда шли. Приятное известие, с учебой придется подождать. Знаете, как раздражает? Встаешь в семь утра, в школу торопишься, бежишь по морозу, а тебе говорят: домой.
— А из-за чего домой отпустили, знаешь?
— Слухами земля полнится.
— Поведай.
— Молвят, Анечке Дорониной улыбку под горлом нарисовали. Ментов сколько — кошмар.
— Да, много. Анечку жалко?
— Вряд ли. Чувств я к ней особых испытывать не мог, хотя и учились вместе десять лет. Так что ж — на все воля Божья.
— Ты вроде атеист.
— Просто в церковь ходить противно. Спешу заметить, к сектам тоже отношусь крайне отрицательно.
— Веселый ты парень.
— Стараюсь. Статус-кво обязывает. С нашими совками-подростками без смеха загнешься. Ни души, ни сердца.
— Да и в тебе чего-то добросердия маловато. На Сергея Ковалева пока не тянешь.
— Спасибо за комплимент. А по поводу Ани… Чего зря переживать?
— То есть если это затронет свои интересы…
— Демагогия, как говаривал Штирлиц. Картошка нравится?
— Здорово.
— Я не бесчувственен. Спросите любого из современных подростков, что важнее: человеческая жизнь или пропуск уроков, что он ответит? Я уже спрашивал. Может, вам больше повезет?
— Нельзя судить по словам.
— Их слова свидетельствуют об их намерениях. Конечно, они не пойдут убивать, но останутся равнодушны. Думаю, вы в этом убедились. Это самое страшное.
— Костик, спорить с тобой я не стану. Расскажи об Ане.
— Жалко. Редко встретишь умного человека. Надеялся отвести душу. А об Анке… Глупое существо.
— Дружки у нее были?
— У кого их нет? Разве только у меня… Ха-ха!
— Могли они ее…
— Гвоздями к двери? Чушь.
— И об этом знаешь?
— Можно подумать, секретная информация. Вон Нина Васильевна уже заходила: «Ой, Костя, какое у вас там убийство случилось!» Дружки мадам Анюты слабы в коленках. А почему вы не допускаете мысли, что это маньяк?
— Может, и маньяк. Но опять же, знакомый маньяк.
— Интуиция? Или - аргументы и факты?
— Пес его знает.
— Я считаю, все без исключения убийства совершают люди с низким интеллектом и фантазией.
— Почему?
— А человек не в силах представить себе, что он делает. Иначе ни за что бы не решился.
— Где-то ты прав. Хотя умных убийц полно. И фантазии у них предостаточно. Но что-то в этом есть.
— Иногда полезно задумываться над такими вещами. Вот Анюта думала с трудом. И то о мужиках. Где она теперь?
— Есть гарантия, что с тобой этого не случится?
— Обязательно. В противном случае давно плавал бы в ванной со вскрытыми венами.
— Какие ваши доказательства?
— Слишком сложно. И грустно.
— Вернемся к Анне.
— Угу.
— Твое к ней отношение?
— Никакого.
— А в классе?
— Нормально. У нас девушки (или женщины) делятся на три группы, по интересам. Ха! На группу Евгении и Любаши она не тянула, а на группу Дарьи — запросто.
— Что это значит?
— Обыкновенная девчонка, без комплексов.
— А с парнями как?
— Из наших? Никак. Они все уже заняты. Дележка давно случилась.
— Ты к кому отошел?
— Я — бросовый продукт. Даже третья группа, самая забитая, меня сторонится. Они лишь часами сидят у телефонов и делятся впечатлениями, кто на кого как посмотрел. Со мной двумя словами перекинуться — западло.
— А ты гордишься.
— Еще бы. Это меня выделяет из толпы. И ставит выше всех прочих.
— Выше ли?
— Безусловно. Не стоит устраивать дискуссию на тему: хорошо секс или плохо. Мне противно.
— Слушай, а может, ты старушку, тьфу, Аню зарезал?
— Вряд ли. Давайте тарелку. Резать горло. Какая скука. Хотя все относительно.
— Вот, для примера, послушайте. У одного из наших парней, Андрея, не было денег на единую карточку, ученическую. А занять не у кого. Я предложил у историка занять. Андрей струсил безумно. А я пошел и занял. На следующий день вернул. И каждому ученику доложил, как я деньги у историка занимал. Андрей обиделся: «Ну и гордись до пенсии». Главное, для него занимал. Или еще: проехался я с учителем геометрии в автобусе (геометрик — сволочь ужасная!), потом полдня всем рассказывал. А они не врубаются. Потому что у них чрезвычайно бурная жизнь. Они гуляют, трахаются с девочками, напиваются, лазают звонить в «Колокол Мира», прыгают с четырнадцатого этажа. А я сижу дома. Проехал в автобусе с геометриком — эмоциональный шок. Величайшее потрясение.
— Я понял.
— Но неизвестно, что лучше. Вон Андрей. Отлично знает, где лучшая водка, где дешевле анаша, где торговцы спокойнее. Но не знает, кто такой гебист.
— Тяжелый случай.
— Норма. Но давайте прервемся ненадолго. Устал. Скажите сами что-нибудь, могущее вызвать мое любопытство.
— Ты вульгарен.
— Это не любопытно. Пример: идут двое, парень и девчонка. Обоим лет по четырнадцать. Парень: «На этой дискотеке опять будет „снежок“. Это значит, ты опять будешь под кайфом трахаться с кем попало, а так ты только со мной». — «Да не хочу я сегодня ни с кем трахаться». — «Знаю я тебя. Первый раз, что ли?»
— У тебя хобби — видеть только плохое. Я мог бы сказать: это потому, что к хорошему ты привык и оно мало заметно.
— Вот когда я сидел в психушке, профессор отмечал за мной такую странность: я во всем видел только хорошее.
— Решил переквалифицироваться?
— He-а. Разные люди, разные мысли.
— Я навеваю отрицательные эмоции?
— С вами можно поговорить обо всем, а с профессором нельзя.
— В психушке, говоришь?
— Четыре года назад. Мне тогда едва двенадцать исполнилось.
— А за что?
— А ни за что!
— И все-таки?
— Нервные тики. Педиатрический институт. Шикарное время было. Палата на десять человек, проходная. Медсестры вечно убегают куда-то. А соседняя палата — девчоночья. Они к нам приходили телевизор смотреть, а мы к ним — в «бутылочку» играть. Если поймать момент, удавалось из сестринской домой позвонить. Я там был самый крутой, честное слово.
